Смех и церковь, кажется, вещи несовместимые, но это не совсем так. Когда я жил в Печорах, в монастыре, то как-то заметил, что все время хожу, улыбаясь. Отчасти, наверное, потому, что долгое время хорошо мне там было, но еще и оттого, что много смешного вокруг творилось.
То отец Антоний чудит, не желая читать за трапезой, начинает ставить ударения совсем не там, где положено, и братия, вместо того чтобы с трепетом внимать жизнеописанию праведников, начинает смеяться. То звонарь Алексий, когда его кот заводит мартовские вопли, начинает всех подозревать в колдовстве. Как же так,- рассуждает он,- его Барсик вчера еще был милым, ласковым, невинным котенком, а теперь вдруг превратился в гнусно орущего зверя. Не иначе кто-то его сглазил!
Недаром блаженной памяти Патриарх Пимен, когда к нему пришли с докладом о Печорах (а он был одно время здесь наместником), по-своему процитировал начало тропаря святому Корнилию: «Псково-Печерская обитель издавна славна чудесами…»
Однажды я сам стал жертвой монастырского юмора, да еще и архиерейского.
Когда владыка Владимир Котляров, бывший тогда архиепископом Псковским, оставался на братскую трапезу, то во время еды читали не жития святых, как обычно, а поучения учителей Церкви. После чего слово брал архиерей и как бы продолжал поучение.
В тот день, помню, читал я слово Иоанна Златоустого на один из двунадесятых праздников. Читал с большим чувством и выражением, потому что текст мне очень нравился.
И вот после этого владыка Владимир взял слово и начал свою речь такими словами: « Как верно сказал сегодня Владимир Иванович (то есть я, а не Златоуст)…»
И все! После этого мне проходу в обители не стало. Едва я что-то начинал говорить, мой собеседник (любой) хитро щурил глаза, кивал головой и произносил: «Очень верно ты, однако, заметил, Владимир Иванович…»
По сути, в этом не было ничего обидного, это мое настоящее имя-отчество, но с легкой руки архиерея оно стало моим монастырским прозвищем.
И до сих пор мой друг игумен Иона, бывший Печорский брат, когда заезжает в гости, называет меня не иначе как Владимир Иванович. Я-то помню, откуда ноги растут…
Или однажды в первую неделю Великого поста приходит к нам в мастерскую послушник Саша Ш., размахивая будто саблей, палкой сухой колбасы (в обители мяса не бывает никогда).
«Ты представляешь, батюшка,- молвит он отцу Зинону,- какой дикий народ — духовные чада отца Адриана. В Великий пост(!), в монастырь(!) привезли старцу колбасу! И что делать теперь с ней?..» — его праведному возмущению не было предела.
Отец Зинон в тот час сосредоточенно стоял с кистью у иконы. Даже не взглянув в сторону Саши, он бросил в шутку: «А ты ее съешь!..»
Минут через пятнадцать он вдруг резко оторвался от работы: «Где он?» (то есть, Саша Ш.)
Мы ринулись вслед за ним в сени и на несколько мгновений замерли в немой сцене.
Саша спокойно сидел за столом, резал и ел колбасу.
Отец Зинон был в ярости: «Как ты посмел, наглец, нарушить Пост?!.»
Саша на всякий случай выскочил на крыльцо и произнес обиженно: «Но ты ведь сам меня благословил, сказал: съешь ее!..»
Похожие истории случались в монастыре ежедневно. Юмор, конечно, был специфический, зато скучно не было никогда…
В Щербинин
Комментарии закрыты.